«Доктор, вы — гений!»

18 декабря 2012 / Новая газета

Я не о нем буду рассказывать — о себе.

Прошлой зимой я понял, что моя жизнь практически закончилась: выписавшись из больницы, я не мог больше трех минут ни сидеть, ни стоять, ни тем более — ходить. Только лежать.

Острая — до слез — боль правого тазобедренного сустава. Сустав в больнице проверили, просветили — как новенький. Диагноз: позвоночник.

Его мне поставили лет пять назад в нейрохирургии знаменитой 67-й московской травматологической больницы, куда меня привезла «скорая»: просто я однажды, сделав резкое движение, рухнул на пол и полчаса полз к телефону, чтобы набрать «02».

В первый раз доктор Дзукаев и его коллеги вернули меня к нормальной жизни, продлив ресурс моего позвоночника почти на полтора года. Через два года, во второй раз, — на полгода. Но в третий раз, в прошлую зиму, я вернулся домой таким же лежачим, каким и привезла меня туда «скорая».

…32 года назад, еще во времена своего каскадерства, на съемках фильма «Похищение века» я не рассчитал развесовку универсала «Москвич-2137», который должен был лететь с трамплина метров двадцать. И был страшный удар о землю — два передних колеса отвалились.

Компрессионный перелом позвоночника. Но я не знал об этом: жил как все — строил дачу, таскал шифер, съездил в десятка три автопробегов, в две кругосветки. Немеет правая нога, присел на минутку — прошло. Немеет левая нога — опять присел — прошло. Болит позвоночник — остановился, растянул его немного — дальше пошел.

Так и прожил я почти тридцать лет. А сейчас вот лежу.

Чего только не советовали родные и друзья: и волшебников-мануальщиков-костоправов, и клиники в Германии и Израиле, и грязи, и воды у нас и за границей, — а я лежал и тупо думал: нет, жить лежа я не буду!

В кабинет к доктору Бубновскому я приковылял 12 марта 2012 года. С огромным конвертом снимков и диагнозов. Сергей Михайлович выслушал мой рассказ о том роковом трюке, просмотрел снимки и бумаги, уложил меня на живот и прошелся своими железными пальцами по моей спине, да так, что я заорал на весь этаж, раз прошелся, второй и выдал приговор:

— Вы — мой больной. Поймите такую вещь: кость не болит. Болят мышцы, их нервы, сухожилия. Болят, когда мышца не работает, она либо атрофирована, либо спазмирована. Задача в том, чтобы заставить ее работать.

И на анатомических плакатах человеческого тела показал мне десятки мышц, о которых я и не подозревал, — они где-то там, внутри тела, вдоль костей.

Когда меня сейчас спрашивают: «Что такое Бубновский?» — я даю грубую и примитивную картинку:

— Представьте зал в половину футбольного поля, застекленный от пола до потолка, весь уставленный тренажерами, их сотни. И все они разные, и внутри них ходят вверх-вниз грузы на тросах, и корежатся, стонут, пыхтят, потеют люди — иногда в таких неожиданных позах и вывертах, что становится страшно: один как Христос на распятии бьется, другой раз за разом выкручивает сустав, третий как лягушка прыгает на огромном надувном шаре, пытаясь его оседлать.

Подавляющая часть тренажеров — изобретения самого Бубновского.

Люди здесь тоже разные — и седые, и молодые. Есть и совсем юные девочки-модельки, которые, как мне кажется, делают здесь себе фигуру: талию, попку, ножки.

Некоторые приезжают на «шестисотых», других привозят в креслах-каталках, третьи выходят из маршрутки на костылях, четвертые шаркают пешочком от метро.

Оказалось, что я писал о Бубновском почти десять лет назад, когда он был доктором команды «КамАЗ-Мастер», помните, она стала шестикратным подряд (!) победителем «Дакара»? Тогда Сергей Михайлович так поставил на ноги гонщиков с компрессионными переломами позвоночников после страшных аварий, что они еще и золото взяли!

На первом же занятии у Бубновского я увидел… Да-да, ту самую нашу бобслеистку Ирину Скворцову, которую покалечили в Германии, — она ходила! Не на костылях, с тросточкой (!) — она шла мне навстречу! А потом я увидел через стекло, как она села за руль и поехала!

Сергей Михайлович подарил мне свою книгу «Жизнь после травмы». Дома я раскрыл ее наугад и обалдел от первой же пойманной взглядом фразы: «Жизнь намного длинней, чем кажется, и она по-настоящему начинается только тогда, когда кончается здоровье…»

Профессиональные водители и пострадавшие в ДТП составляют чуть ли не половину пациентов доктора Бубновского. За более чем 30-летнюю практику лечения ограниченной подвижности доктор Бубновский не выписал ни одного рецепта, не назначил ни одного лекарства — только движение, только нагрузка на разные группы мышц — кинезитерапия, так он назвал свой метод, аналогов которому в мире тогда практически не было: kinesis — «движение», терапия — «лечение».

Нет, это не лечебная физкультура — это изматывающее, на пределе сил, не менее трех часов в день, три раза в неделю выполнение примерно двадцати упражнений на двадцати разных тренажерах для десятков разных мышц.

В основном — «глубоких», идущих вдоль позвоночника, скрытых за привычной мышечной массой. Например, только для мышц ноги я насчитал десятка три упражнений на трех десятках тренажеров. И в конце занятий, когда ноги подгибаются, а майка мокрая — сауна. С контрастной ледяной ванной — для расслабления.

И так — два-три-четыре месяца, а потом поддержание формы дома, до конца жизни, если хочешь иметь ее качественной, а не стонать то от одной боли, то от другой.

Бубновский любит повторять: «Старость — это не возраст, а потеря мышечной ткани, за которой следует саморазрушение организма».

И он знает, о чем говорит: в армии водитель разбил сержанта Бубновского почти до смерти, 12 дней комы, многие годы на костылях, на них же он пришел поступать в медицинский институт: он должен снова стать здоровым человеком!

И потому все эти годы он не сдавался, не спивался, а без конца пробовал на себе то, что сам придумывал, что узнавал из учебников, что чувствовал изнутри своего тела.

«К концу второго курса, — пишет он в книге, — когда мне удалось перейти на трость, я создал свои принципы лечения и начал практиковать». Но настоящие университеты Сергей Бубновский прошел, будучи доктором раллийной команды «КамАЗ-Мастер» — из девяти членов команды шестеро (!) получили компрессионные переломы позвоночников, и всех шестерых, как я уже говорил, доктор не просто поставил на ноги, а поставил так, что они брали после этого золото!

Кстати, именно на спортивном КамАЗе Сергей Михайлович изобрел свое диафрагмальное — «обезболивающее» — дыхание, которое стало важнейшей составляющей его методики и которое он советует освоить всем водителям.

Легендарный Владимир Чагин как-то пригласил Бубновского «прокатиться»: «Побывай в нашей шкуре, доктор!» И — нажал педаль газа. «Что было потом — вспоминаю не очень отчетливо… Страшная вибрация… взбитые всмятку органы, мозг превратился в студень… пелена слёз… я понял, что такое бокс без защиты».

Не сразу придя в себя, Бубновский попросил Чагина повторить поездку: «Мне показалось, — пишет он, — что Володя вел машину еще жестче, но я «включил» диафрагмальное дыхание: при ударе машины о землю я приоткрывал рот и делал мышцами живота резкий выдох: ха-а!»

Дело в том, что каждый удар передается через сиденье на позвоночник «и, отражаясь от черепной коробки, идет вниз, по позвоночнику». Во второй поездке, пишет Бубновский, «ударная волна не доходила до черепа, так как я выпускал ее этим выдохом… Я получил колоссальное удовольствие».

На тренажерах Бубновского я занимался неистово, понимая, что это мой последний шанс выжить. Когда инструктор спрашивал: «Юрий Васильевич, вы сколько раз уже это упражнение сделали?» — я отвечал сквозь зубы: «Не знаю. Я не считаю. Я делаю, пока силы есть».

Ну а в конце июня, еще три месяца назад не сидячий, не стоячий, не ходячий, а только лежачий и жить не желающий, я подошел к Сергею Михайловичу и, волнуясь, спросил:

— Мы хотим с женой в июле—августе… в отпуск в Болгарию поехать. На машине. Как вы думаете, мне — можно?

Доктор отошел от меня на шаг, будто оглядывая с головы до ног, и сказал:

— Я наблюдал за тем, как вы занимались. Езжайте. Все будет хорошо.

На следующий день после возвращения из Болгарии я приехал к Сергею Михайловичу Бубновскому с ведерком потрясающе ароматного украинского меда, до которого доктор большой охотник. Постучавшись и услышав: «Да», я вошел в его кабинет — он что-то писал за столом. Закрыв за собой дверь, я рухнул на колени и сказал:

— Доктор, вы — гений.

И тут же встал — легко, без посторонней помощи.

Юрий Гейко, обозреватель «Новой»

Вернуться к списку